Поле чудес.

 У неё опять болело сердце. Она легла на диван и не вставала до вечера. Я очень волновалась за неё и вечером позвонила доктору. Через полчаса он приехал и сделал ей укол, а потом внимательно посмотрел на меня. Я поняла: всё, всё кончено, нет больше никакой надежды.

Утром она не проснулась...

  С того утра во мне будто заснула часть меня - часть важная, необходимая каждому. Мне не хотелось видеть счастья, я не чувствовала со стороны других людей ни капли сострадания, мне хотелось, чтобы всегда лил дождь. Я ни разу не плакала, никто не слышал, чтобы я стонала, но каждое утро, когда я просыпалась, я ждала, что сейчас она позовёт меня, попросит кофе, таблетку, начнёт ворчать, что я долго сплю. А она молчала. Её не было ни со мной, ни с сёстрами, её теперь вообще не было в мире, нигде не было!

Похороны, отпевание в церкви, сочувствующие родственники, друзья, знакомые - всего этого я не помню, всё плыло мимо, не задевая моего сознания. Я думала о ней, вспоминала всё то, чего я не досказала ей, все наши обиды - и чувствовала себя самой одинокой на свете. Мне казалось, что я в спячке, у которой нет конца.

Не знаю, как я додумалась до этого, но однажды я поняла, что мне надо срочно уехать из города куда-нибудь, туда, где никто не знает о моём несчастье. До её смерти я копила деньги, чтобы съездить с ней в Париж. теперь мне предстояло одной пользоваться ими, но их было слишком много для меня одной и слишком мало для нас двоих.

Когда общество узнало, куда я решила поехать, некоторые восприняли это как неуважение к ней, некоторые - как самое верное решение. Я ехала в Швейцарию, где она встретила того, кто направил её к смерти. Она говорила, что здесь нашла своё счастье и ни о чём не жалеет, и снова бы поступила так, если бы ей предложили выбирать. Считается, что в наше время люди уже не умирают от душевных страданий. Я в это не верю - умирают. Её извела поздняя любовь, та любовь, которая жжёт человека изнутри, не даёт успокоиться, сводит с ума и толкает на безумства. Я не могу судить об этом, потому что не знаю об этом ничего.

Сборы в дорогу были недолгими, в аэропорту меня провожали только сёстры. Они как-то быстро оправились от её смерти, может, потому, что у них уже были свои семьи. Перелёт не вызвал у меня особых эмоций, но как всегда я восхитилась мощью человеческого гения, когда громадный кусок металла взмыл в воздух, унося с собой тонны человеческого груза. По сравнению с этой силой я была ничем, ничем были мои страдания. Меня поразил этот факт и незаметно во мне начало что-то меняться, оживать, краски стали чуть-чуть светлее, и впереди замаячил призрачный огонёк надежды.

Швейцария встретила меня тихим снегопадом, который, казалось, усыпил город и его жителей. Машины не ревели, а бесшумно скользили по улицам. В аэропорту меня встречал представитель турагенства. Он не знал английского, поэтому мне пришлось угадывать смысл его слов и объясняться большей частью жестами. Он донёс мой багаж до такси, объяснил водителю путь и сел на переднее сиденье. Я не знала этого человека, не знала, куда мы едем, и всё же я доверяла ему, впрочем, сейчас я доверяла любому на земле. Я отбросила все мои обычные страхи, забыла о всевозможных правилах, которыми полна наша жизнь с самого рождения, и просто слушала далёкий голос, не отвечая. Мне вспомнилось моё детство, такие же снежные зимы в деревне, мамины руки, и, потерявшись в воспоминаниях, я незаметно соскользнула в сон.

Мы, вероятно, ещё долго плыли среди снежных полей, потому что когда я проснулась, был уже вечер, и солнце давно спряталось. Мой попутчик заметил, что я зашевелилась, и внимательно посмотрел на меня, так же как когда-то смотрел на меня доктор. Эта мысль стрелой пролетела в мозгу, и я подумала, что сейчас на меня снова навалиться тот груз утраты, о котором я забыла во сне. Я не захотела вновь возвращаться в тот пустой мир горя, и неожиданно для себя просто улыбнулась тому, кто был рядом. Он тоже улыбнулся мне, и вдруг этот простой обмен улыбками приобрёл для меня особое значение: мне показалось, что я влюблена в него, а эта нежная улыбка даёт мне надежду...

Минуту спустя сами мои мысли показались мне кощунством, моё новое посветлевшее настроение - предательством. Я не знала, как мне теперь вести себя: мне не хотелось снова тонуть в море одиночества, но и позволить себе забыть о ней я тоже не могла. Мне нужно было время и чей-нибудь объективный совет.

Пока я была поглощена угрызениями совести, мы сделали ещё пару поворотов и, наконец, остановились. Только сейчас я заметила, что чьи-то заботливые руки укрыли меня пледом, пока я спала. Мои ноги затекли от долгого неподвижного сидения, и я с трудом выбралась из машины. Мой проводник тут же оказался рядом и предложил руку. Внутри опять проплыло мимолетное ощущение любви, и я почему-то смутилась от его внимания. Я всё чаще забывала думать о ней, она оттеснялась новыми событиями, людьми, ощущениями. Меня будто специально ни на минуту не оставляли наедине, и всё же она присутствовала в моей голове непрестанно. Мысль о ней была потолком: его не замечаешь, но иногда он давит, давит, давит…

Жить мне предстояло в отеле, который уже больше ста лет принимал жильцов со всех сторон света. Он представлял собой довольно большое строение в викторианском стиле: уютная старина не без блеска. Мой номер был на 4-ом этаже, и агент компании поднялся со мной. Он показал мне номер, и задал мне какой-то вопрос. Я подумала, что он спрашивает меня, всем ли я довольна, и я ответила "да". Он добавил ещё что-то, показал на одиннадцать часов и ушёл. Я стала медленно разбирать чемоданы, но ещё не закончила, как в дверь постучали. Это оказался ужин, хотя я ничего не заказывала. Я справедливо предположила, что это старания моего встречающего и мысленно поблагодарила его: я была действительно голодна. После ужина я приняла ванну и, так и не разобрав вещи, заснула.

Утром меня разбудило солнце: вчера я легла, не задёрнув шторы. Я всегда сплю с открытым окном - люблю смотреть на ночную жизнь, на мерцающие звёзды…Удивительно, но в это утро я проснулась без мыслей о ней. Я долго гадала, почему это могло вдруг так случиться, но ответа не нашла. Я решила прекратить этот самоанализ, потому что то, что мне становилось легче, уже само по себе было хорошо.

Я бросила взгляд за окно и долго не могла оторваться. Вообще-то я не склонна к сентиментальности, но здесь даже самый жесткий человек проникся бы уважением к Создателю. Не знаю, как Бог позволил себе собрать столько красоты в одном месте и обделить другие народы. Никогда прежде я не задумывалась о Боге как о чём-то реальном, а теперь его существование было таким естественным и необходимым, что я даже не сразу поняла это. Сейчас всё толкало меня на мысли о высшем, непостижимом, и я удивилась, почему это раньше я никогда не задумывалась над такими вещами? Неужели нужны были такие жертвы, просто чтобы я приехала сюда и задумалась над жизнью? О, Господи, неужели?

Позавтракала я в номере, потому что не хотела, чтобы меня отвлекали – я всё ещё была в себе. Однако это продолжалось недолго: в дверь постучали, и в комнату вошёл тот самый, из турагенства, который вчера встречал меня. Наверное, у него было очень приподнятое настроение, потому что сам он сиял как снег на солнце. Сегодня он принёс с собой электронный разговорник, поэтому понемногу мы начали понимать друг друга. Оказывается, вчера он пообещал прийти ко мне в 11, чтобы затем отправиться осмотреть владения отеля, а после обеда, если я пожелаю, он показал бы мне Интерлакен. Я не стала ничего менять в его программе, потому что мне не хотелось разочаровывать его.

В отеле мне больше всего понравился бассейн. Я представляла себе, как плаваю в нём, переворачиваюсь с боку на бок, как ленивый дельфин, ныряю как ловец жемчуга…Она тоже любила воду, могла полдня провести в море, не уставая. Мы с ней во многом похожи, то есть, были похожи. Теперь я осталась такая одна, и никто по ошибке не скажет теперь о нас: “Сёстры”.

Ещё утром я выяснила, что моего попечителя зовут Марк, он коренной житель этой чудной страны, его родители живут где-то в горах, впрочем, довольно недалеко и ещё у него есть два замечательных брата и красавица-сестра. Он был разговорчив, и это возымело на меня своё действие, вскоре я поймала себя на том, что рассказывала ему о своих школьных годах, учителях и одноклассниках. Не знаю, как мы понимали друг друга, имея в руках лишь медлительный разговорник, но у нас будто появился свой язык, язык полуслов и жестов.

После обеда он взял свою машину и повёз меня по улицам Интерлакена. Город просто очаровывал своим гостеприимным видом, уютные особнячки по обеим сторонам улиц создавали у меня ощущение, что этот город - нечто чрезвычайно близкое мне. Мы кружили по переулкам, когда мой взгляд остановился на небольшом магазинчике. В памяти всплыла одна из фотографий, где она вместе с ним были сняты на фоне этой витрины. Не знаю, что со мной случилось, но внезапная тоска, охватившая меня целиком, повела прямо туда…

Я рассматривала её фотографии, одну за другой. На них она представала не той женщиной, которой её знала я. Здесь была свобода, счастье и абсолютно безоблачное небо над головой. Я вглядывалась в её улыбающийся мир. Она так счастлива вот здесь, смотрит ясными глазами прямо в объектив, а в них блестит громадная неколебимая любовь. Я вдруг почувствовала как что-то, долго сжимавшее мне сердце при малейшем воспоминании, начало таять, и сердце улыбнулось. Улыбнулась и я. Во мне теперь жило отражение того счастья, которое было в женщине на этой фотографии. В моей маме.

В Интерлакене опять начался снегопад. Снежинки бесшумно падали на землю, кружились, бились в стёкла машин, в лица людям. На улице меня ждал Марк. Во мне проплыло мимолётное ощущение любви. Я зажмурилась, попрощалась с Ней и направилась к машине.